Неточные совпадения
Еще Анна не успела напиться кофе, как доложили про графиню Лидию Ивановну. Графиня Лидия Ивановна была высокая полная женщина с нездорово-желтым
цветом лица и прекрасными задумчивыми черными
глазами. Анна любила ее, но нынче она как будто в первый раз увидела ее со всеми ее недостатками.
Там была до невозможного обнаженная красавица Лиди, жена Корсунского; там была хозяйка, там сиял своею лысиной Кривин, всегда бывший там, где
цвет общества; туда смотрели юноши, не смея подойти; и там она нашла
глазами Стиву и потом увидала прелестную фигуру и голову Анны в черном бархатном платье.
Наружность поручика Вулича отвечала вполне его характеру. Высокий рост и смуглый
цвет лица, черные волосы, черные проницательные
глаза, большой, но правильный нос, принадлежность его нации, печальная и холодная улыбка, вечно блуждавшая на губах его, — все это будто согласовалось для того, чтоб придать ему вид существа особенного, не способного делиться мыслями и страстями с теми, которых судьба дала ему в товарищи.
Пестрый шлагбаум принял какой-то неопределенный
цвет; усы у стоявшего на часах солдата казались на лбу и гораздо выше
глаз, а носа как будто не было вовсе.
Это был человек лет под сорок, бривший бороду, ходивший в сюртуке и, по-видимому, проводивший очень покойную жизнь, потому что лицо его глядело какою-то пухлою полнотою, а желтоватый
цвет кожи и маленькие
глаза показывали, что он знал слишком хорошо, что такое пуховики и перины.
Чуть отрок, Ольгою плененный,
Сердечных мук еще не знав,
Он был свидетель умиленный
Ее младенческих забав;
В тени хранительной дубравы
Он разделял ее забавы,
И детям прочили венцы
Друзья-соседи, их отцы.
В глуши, под сению смиренной,
Невинной прелести полна,
В
глазах родителей, она
Цвела как ландыш потаенный,
Не знаемый в траве глухой
Ни мотыльками, ни пчелой.
Я остановился у двери и стал смотреть; но
глаза мои были так заплаканы и нервы так расстроены, что я ничего не мог разобрать; все как-то странно сливалось вместе: свет, парча, бархат, большие подсвечники, розовая, обшитая кружевами подушка, венчик, чепчик с лентами и еще что-то прозрачное, воскового
цвета.
Опасность, риск, власть природы, свет далекой страны, чудесная неизвестность, мелькающая любовь, цветущая свиданием и разлукой; увлекательное кипение встреч, лиц, событий; безмерное разнообразие жизни, между тем как высоко в небе то Южный Крест, то Медведица, и все материки — в зорких
глазах, хотя твоя каюта полна непокидающей родины с ее книгами, картинами, письмами и сухими
цветами, обвитыми шелковистым локоном в замшевой ладанке на твердой груди.
Роясь в легком сопротивлении шелка, он различал
цвета: красный, бледный розовый и розовый темный; густые закипи вишневых, оранжевых и мрачно-рыжих тонов; здесь были оттенки всех сил и значений, различные в своем мнимом родстве, подобно словам: «очаровательно» — «прекрасно» — «великолепно» — «совершенно»; в складках таились намеки, недоступные языку зрения, но истинный алый
цвет долго не представлялся
глазам нашего капитана; что приносил лавочник, было хорошо, но не вызывало ясного и твердого «да».
На ниве, зыблемый погодой, Колосок,
Увидя за стеклом в теплице
И в неге, и в добре взлелеянный
цветок,
Меж тем, как он и мошек веренице,
И бурям, и жарам, и холоду открыт,
Хозяину с досадой говорит:
«За что́ вы, люди, так всегда несправедливы,
Что кто умеет ваш утешить вкус иль
глаз,
Тому ни в чём отказа нет у вас,
А кто полезен вам, к тому вы нерадивы?
— Евгений Васильев, — отвечал Базаров ленивым, но мужественным голосом и, отвернув воротник балахона, показал Николаю Петровичу все свое лицо. Длинное и худое, с широким лбом, кверху плоским, книзу заостренным носом, большими зеленоватыми
глазами и висячими бакенбардами песочного
цвету, оно оживлялось спокойной улыбкой и выражало самоуверенность и ум.
Она была удивительно сложена; ее коса золотого
цвета и тяжелая, как золото, падала ниже колен, но красавицей ее никто бы не назвал; во всем ее лице только и было хорошего, что
глаза, и даже не самые
глаза — они были невелики и серы, — но взгляд их, быстрый и глубокий, беспечный до удали и задумчивый до уныния, — загадочный взгляд.
Тетушка Анны Сергеевны, княжна Х……я, худенькая и маленькая женщина с сжатым в кулачок лицом и неподвижными злыми
глазами под седою накладкой, вошла и, едва поклонившись гостям, опустилась в широкое бархатное кресло, на которое никто, кроме ее, не имел права садиться. Катя поставила ей скамейку под ноги: старуха не поблагодарила ее, даже не взглянула на нее, только пошевелила руками под желтою шалью, покрывавшею почти все ее тщедушное тело. Княжна любила желтый
цвет: у ней и на чепце были ярко-желтые ленты.
Арина Власьевна не замечала Аркадия, не потчевала его; подперши кулачком свое круглое лицо, которому одутловатые, вишневого
цвета губки и родинки на щеках и над бровями придавали выражение очень добродушное, она не сводила
глаз с сына и все вздыхала; ей смертельно хотелось узнать, на сколько времени он приехал, но спросить она его боялась.
Красивая борзая собака с голубым ошейником вбежала в гостиную, стуча ногтями по полу, а вслед за нею вошла девушка лет восемнадцати, черноволосая и смуглая, с несколько круглым, но приятным лицом, с небольшими темными
глазами. Она держала в руках корзину, наполненную
цветами.
Катя, которая не спеша подбирала
цветок к
цветку, с недоумением подняла
глаза на Базарова — и, встретив его быстрый и небрежный взгляд, вспыхнула вся до ушей. Анна Сергеевна покачала головой.
Какое бы страстное, грешное, бунтующее сердце не скрылось в могиле,
цветы, растущие на ней, безмятежно глядят на нас своими невинными
глазами: не об одном вечном спокойствии говорят нам они, о том великом спокойствии «равнодушной» природы; они говорят также о вечном примирении и о жизни бесконечной…
— Не обязаны, — сказал полицейский, вздохнув глубоко и прикрывая ресницами большие черные
глаза на лице кирпичного
цвета.
Явилась хозяйка, маленькая, ловкая, рыжеволосая, в зеленом переднике, с кукольным румяным личиком и наивными
глазами серого
цвета.
Лицо ее нарумянено, сквозь румяна проступают веснушки. Овальные, слишком большие
глаза — неуловимого
цвета и весело искрятся, нос задорно вздернут; она — тоненькая, а бюст — высокий и точно чужой. Одета она скромно, в гладкое платье голубоватой окраски. Клим нашел в ней что-то хитрое, лисье. Она тоже говорит о революции.
Посмотрев в лицо Самгина тяжелым стесняющим взглядом мутноватых
глаз неопределимого
цвета, он взмахнул головой, опрокинул коньяк в рот и, сунув за щеку кусок сахара, болезненно наморщил толстый нос. Бесцеремонность Пальцева, его небрежная речь, безучастный взгляд мутных
глаз — все это очень возбуждало любопытство Самгина; слушая скучный голос, он определял...
В первые минуты Самгину показалось, что она стала милее и что поездка за границу сделала ее еще более русской; ее светлые голубые
глаза, румяные щеки, толстая коса льняного
цвета и гладко причесанная голова напоминали ему крестьянских девушек.
Но Клим уже не слушал, теперь он был удивлен и неприятно и неприязненно. Он вспомнил Маргариту, швейку, с круглым, бледным лицом, с густыми тенями в впадинах глубоко посаженных
глаз.
Глаза у нее неопределенного, желтоватого
цвета, взгляд полусонный, усталый, ей, вероятно, уж под тридцать лет. Она шьет и чинит белье матери, Варавки, его; она работает «по домам».
Не более пяти-шести шагов отделяло Клима от края полыньи, он круто повернулся и упал, сильно ударив локтем о лед. Лежа на животе, он смотрел, как вода, необыкновенного
цвета, густая и, должно быть, очень тяжелая, похлопывала Бориса по плечам, по голове. Она отрывала руки его ото льда, играючи переплескивалась через голову его, хлестала по лицу, по
глазам, все лицо Бориса дико выло, казалось даже, что и
глаза его кричат: «Руку… дай руку…»
В кошомной юрте сидели на корточках девять человек киргиз чугунного
цвета; семеро из них с великой силой дули в длинные трубы из какого-то глухого к музыке дерева; юноша, с невероятно широким переносьем и черными
глазами где-то около ушей, дремотно бил в бубен, а игрушечно маленький старичок с лицом, обросшим зеленоватым мохом, ребячливо колотил руками по котлу, обтянутому кожей осла.
А окончательно приобрел Митрофанов в
глазах Клима
цвет и форму пасхальною ночью.
— Да, — сказал редактор и, сняв очки, обнаружил под ними кроткие
глаза с расплывшимися зрачками сиреневого
цвета.
За стеклами ее очков он не видел
глаз, но нашел, что лицо ее стало более резко цыганским, кожа —
цвета бумаги, выгоревшей на солнце; тонкие, точно рисунок пером, морщинки около
глаз придавали ее лицу выражение улыбчивое и хитроватое; это не совпадало с ее жалобными словами.
Рядом с коляской, обгоняя ее со стороны Бердникова, шагала, играя удилами, танцуя, небольшая белая лошадь, с пышной, длинной, почти до копыт, гривой; ее запрягли в игрушечную коробку на двух высоких колесах, покрытую сияющим лаком
цвета сирени; в коробке сидела, туго натянув белые вожжи, маленькая пышная смуглолицая женщина с темными
глазами и ярко накрашенным ртом.
Сказав матери, что у него устают
глаза и что в гимназии ему посоветовали купить консервы, он на другой же день обременил свой острый нос тяжестью двух стекол дымчатого
цвета.
Сегодня она была особенно похожа на цыганку: обильные, курчавые волосы, которые она никогда не могла причесать гладко, суховатое, смуглое лицо с горячим взглядом темных
глаз и длинными ресницами, загнутыми вверх, тонкий нос и гибкая фигура в юбке
цвета бордо, узкие плечи, окутанные оранжевой шалью с голубыми
цветами.
Его фарфоровое, розовое лицо, пухлые губы и неопределенного
цвета туманные
глаза заставляли ждать, что он говорит женственно мягко, но голосок у него был сухозвонкий, кисленький и как будто злой.
Самгину показалось, что рачьи
глаза Попова изменили
цвет, он покачнулся вперед и спросил...
Лицо у нее было большое, кирпичного
цвета и жутко неподвижно, она вращала шеей и, как многие в толпе, осматривала площадь широко открытыми
глазами, которые первый раз видят эти древние стены, тяжелые торговые ряды, пеструю церковь и бронзовые фигуры Минина, Пожарского.
Дядя Яков действительно вел себя не совсем обычно. Он не заходил в дом, здоровался с Климом рассеянно и как с незнакомым; он шагал по двору, как по улице, и, высоко подняв голову, выпятив кадык, украшенный седой щетиной, смотрел в окна
глазами чужого. Выходил он из флигеля почти всегда в полдень, в жаркие часы, возвращался к вечеру, задумчиво склонив голову, сунув руки в карманы толстых брюк
цвета верблюжьей шерсти.
Когда она злилась, красные пятна с ее щек исчезали, и лицо, приняв пепельный
цвет, мертвело, а в
глазах блестели зеленые искры.
Самгин смотрел на нее с удовольствием и аппетитом, улыбаясь так добродушно, как только мог. Она — в бархатном платье
цвета пепла, кругленькая, мягкая. Ее рыжие, гладко причесанные волосы блестели, точно красноватое, червонное золото; нарумяненные морозом щеки, маленькие розовые уши, яркие, подкрашенные
глаза и ловкие, легкие движения — все это делало ее задорной девчонкой, которая очень нравится сама себе, искренно рада встрече с мужчиной.
Спать он лег, чувствуя себя раздавленным, измятым, и проснулся, разбуженный стуком в дверь, горничная будила его к поезду. Он быстро вскочил с постели и несколько секунд стоял, закрыв
глаза, ослепленный удивительно ярким блеском утреннего солнца. Влажные листья деревьев за открытым окном тоже ослепительно сияли, отражая в хрустальных каплях дождя разноцветные, короткие и острые лучики. Оздоровляющий запах сырой земли и
цветов наполнял комнату; свежесть утра щекотала кожу. Клим Самгин, вздрагивая, подумал...
Из-за стволов берез осторожно вышел старик, такой же карикатурный, как лошадь: высокий, сутулый, в холщовой, серой от пыли рубахе, в таких же портках, закатанных почти по колено, обнажавших ноги
цвета заржавленного железа. Серые волосы бороды его — из толстых и странно прямых волос, они спускались с лица, точно нитки,
глаза — почти невидимы под седыми бровями. Показывая Самгину большую трубку, он медленно и негромко, как бы нехотя, выговорил...
Голос у нее низкий, глуховатый, говорила она медленно, не то — равнодушно, не то — лениво. На ее статной фигуре — гладкое, модное платье пепельного
цвета, обильные, темные волосы тоже модно начесаны на уши и некрасиво подчеркивают высоту лба. Да и все на лице ее подчеркнуто: брови слишком густы, темные
глаза — велики и, должно быть, подрисованы, прямой острый нос неприятно хрящеват, а маленький рот накрашен чересчур ярко.
На столе горела маленькая лампа под зеленым абажуром, неприятно окрашивая лицо Лютова в два
цвета: лоб — зеленоватый, а нижняя часть лица, от
глаз до бородки, устрашающе темная.
Из-под
глаз на пухлые щеки,
цвета пшеничного теста, опускаются синеватые мешки морщин, в подушечки сдобных щек воткнут небольшой хрящеватый и острый нос, чужой на этом обширном лице.
В этот вечер ее физическая бедность особенно колола
глаза Клима. Тяжелое шерстяное платье неуловимого
цвета состарило ее, отягчило движения, они стали медленнее, казались вынужденными. Волосы, вымытые недавно, она небрежно собрала узлом, это некрасиво увеличило голову ее. Клим и сегодня испытывал легонькие уколы жалости к этой девушке, спрятавшейся в темном углу нечистоплотных меблированных комнат, где она все-таки сумела устроить для себя уютное гнездо.
— Ну, рассказывай, — предложил он, присматриваясь к брату. Дмитрий, видимо, только что постригся, побрился, лицо у него простонародное, щетинистые седые усы делают его похожим на солдата, и лицо обветренное, какие бывают у солдат в конце лета, в лагерях. Грубоватое это лицо освещают
глаза серовато-синего
цвета, в детстве Клим называл их овечьими.
Но красненькие и мутноватые, должно быть, пьяные
глаза Тагильского — недобрые
глаза. Близорукость Самгина мешала ему определить выражение этих
глаз с необходимой точностью. И даже
цвет их как будто изменялся в зависимости от света, как изменяется перламутр. Однако почти всегда в них есть нечто остренькое.
Освещенное девичьими
глазами сапфирового
цвета круглое и мягкое лицо казалось раскрашенным искусственно; излишне ярки были пухлые губы, слишком велики и густы золотистые брови, в общем это была неподвижная маска фарфоровой куклы.
Сзади его шагал тоже очень приметный каменщик, высокий, широкоплечий, в чалме курчавых золотого
цвета волос, с большой, аккуратной бородой, с приятной, добродушной улыбкой на румяном лице, в прозрачных
глазах голубого
цвета, — он работал ближе других к окнам Самгина, и Самгин нередко любовался картинной его фигурой.
Но старообразное и очень подвижное лицо это освещали приятные
глаза, живые, усмешливые, золотистого
цвета.
Она была миленькая, точно картинка с коробки конфект. Ее круглое личико, осыпанное локонами волос шоколадного
цвета, ярко разгорелось, синеватые
глаза сияли не по-детски лукаво, и, когда она, кончив читать, изящно сделала реверанс и плавно подошла к столу, — все встретили ее удивленным молчанием, потом Варавка сказал...
Он сам называл себя человеком «неблагоустроенным», но его лицо освещали очень красивые большие
глаза синеватого
цвета с неопределимой усмешечкой в глубине их.